Всего было сделано восемьдесят восемь изменений, больших и малых. Ни одно из них не делалось наобум. Новые типы подвергались испытаниям во всех частях страны в течение многих месяцев.
После того как мы решили произвести изменения, мы стали думать о том, как их сделать.
Мы назначили определенный срок, начиная с которого должны были вводиться изменения. Плановое отделение нашего предприятия должно было высчитать точное количество материала, необходимого для производства до этого момента. В назначенное время производство, исчерпав весь материал, должно было остановиться. Плановое отделение нашей фирмы произвело такие же подсчеты для тридцати двух соединенных с нами заводов и для сорока двух филиальных предприятий.
Тем временем инженеры делали сотни чертежей для изготовления новых матриц и машин. Таким образом, нам удалось провести намеченные изменения без полного перерыва нашей работы. Мы ускорили процесс, реорганизуя один отдел за другим, и, в то время, когда было произведено последнее изменение, производство пошло полным ходом.
Все это, по-видимому, довольно просто. Однако мы приведем некоторые цифры, показывающие, что значит ввести восемьдесят одно изменение. Нам пришлось создать новые конструкции для 4759 матриц и пуансонов и для 4243 направляющих шаблонов и кондукторов. Нам пришлось построить 5622 матрицы и пуансона и 6990 направляющих шаблонов и кондукторов. Связанные с этим издержки на оплату труда составили 5.682.387 долларов, а издержки на материал — 1.395.596 долларов. Установка новых печей для эмалирования в тринадцати филиальных предприятиях обошлась в 371 тысячу долларов, а переоборудование двадцати девяти филиальных заводов — 145.650 долларов. Следовательно, в общем эти изменения стоили нам свыше 8.000.000 долларов, не считая времени, потерянного для производства.
Глава 8. Чему учит потеря материала
Ничего не теряется тогда, когда ничего не производится. Это как будто ясно. Но попробуем посмотреть на это под другим углом зрения. Если мы ничего не перерабатываем, то не обозначает ли это потери? Если принадлежащие обществу ресурсы совершенно не используются, то является ли это сохранением или, наоборот, потерей их? Если в течение всех лучших лет своей жизни человек работает до истощения для того, чтобы обеспечить себя на старость, значит ли это, что он сохраняет свои силы или растрачивает их? Было ли его накопление созидательным или разрушительным?
Как нужно исчислять потери? Обычно мы определяем их количеством материала. Если домашняя хозяйка покупает вдвое больше продуктов, чем потребляет ее семья, и бросает остатки, ее называют расточительной. Но, с другой стороны, можно ли назвать бережливой такую хозяйку, которая дает своей семье только половину того, что нужно этой последней? Конечно, нет. Такая хозяйка еще более расточительна, чем первая, ибо она растрачивает человеческие жизни. Она отнимает у своей семьи силы, необходимые для работы.
Материал менее важен, чем человеческая жизнь, хотя мы и не привыкли думать таким образом. Когда-то человека, укравшего каравай хлеба, вешали. Теперь общество относится к таким проступкам иначе. Оно арестует преступника, сажает его в тюрьму, приостанавливает его работу, которая могла бы произвести тысячу караваев хлеба, и, в общем, скармливает ему во много раз больше хлеба, чем он украл. Мы не только растрачиваем производительные силы этого человека, но и отнимаем у прочих производителей часть их продукции для его содержания. Это — пример непозволительной расточительности.
Пока не укрепится идея, что нечестность несравненно менее выгодна, чем честность, людей придется сажать в тюрьму. Но это не значит, что тюрьма должна быть могилой для живых. При хорошем управлении, свободном от влияния профессиональных политиков, каждую тюрьму страны можно превратить в промышленную единицу, платя заключенному более высокую заработную плату, чем он мог бы заработать вольным трудом, давая ему хорошую пищу, заставляя работать ограниченное число часов и передавая получающиеся прибыли государству. В наших тюрьмах работают, но работа эта по большей части плохо организована и носит унизительный характер.
Преступник — это человек, который не производит, но, когда его арестовали и присудили к тюремному заключению, было бы расточительно позволять ему оставаться таковым. Его несомненно можно превратить в производителя, а вероятно, и в человека. Но так как мы ценим человеческую жизнь очень низко, а вещи очень высоко, то нам мало говорят о растрате в тюрьмах человеческой силы и о тех огромных убытках, какие приносит обществу лишение семей преступников средств к существованию и содержание их на общественный счет.
Плохую услугу оказывает обществу тот, который сохраняет естественные богатства путем отказа от пользования ими. Такой образ действий основан на старой теории, утверждающей, что вещь важнее человека. Наши естественные ресурсы с избытком обеспечивают все наши нужды. Нам не приходится беспокоиться о них. Единственно, о чем нам нужно беспокоиться, — это о растрате человеческого труда.
Возьмем, например, угленосную жилу в шахте. Пока она остается в шахте, она не имеет никакого значения, но когда кусок извлеченного из нее угля посылается в Детройт, он становится важным, ибо в нем заключено известное количество труда людей, извлекавших его из земли и перевозивших его. Неэкономно тратя этот кусок угля, иначе говоря, не используя его полностью, мы зря растрачиваем время и энергию людей. А за производство вещей, неэкономно растрачиваемых, рабочим нельзя много платить.
Моя теория непроизводительных затрат исходит не из вещи, а из производящего эту вещь труда. Мы хотим получить от труда все то, на что он способен, чтобы оплачивать его по его полной ценности. Нас интересует не сохранение труда, а его употребление. С другой стороны, мы стремимся использовать материал до последней возможности, чтобы не было потеряно истраченное на него время. Сам по себе материал ничего не стоит. Он не имеет никакого значения, пока он не поступает в человеческие руки.
Сбережение материала как материала и сбережение материала, поскольку он представляет человеческий труд, значит как будто одно и то же. Но при ближайшем рассмотрении обнаруживается немалая разница. Мы будем более тщательно пользоваться материалом, если мы будем представлять его себе как труд. Так, например, мы не будем легкомысленно растрачивать материал только потому, что мы можем переработать его отбросы, ибо мы будем помнить, что всякая переработка требует известного труда. Идеальное производство — такое, в котором нет подлежащих дальнейшему использованию отбросов.
У нас есть большой отдел по использованию отбросов, приносящий нам двадцать или более миллионов долларов в год. Подробнее мы расскажем о нем ниже. Но по мере того как этот отдел рос и становился все более и более важным и выгодным, мы начинали себя спрашивать: «Почему у нас так много отбросов? Не уделяем ли мы больше внимания их использованию, чем устранению самой возможности отбросов?».
Исходя из этой мысли, мы начали исследовать все наши производственные процессы. Мы уже кое-что говорили о том, как мы сберегаем человеческую силу путем большего использования машин. В следующих главах мы расскажем, как мы этого достигаем в отношении угля, дерева, энергии и транспорта. В данном случае мы имеем в виду лишь отбросы. Наши исследования привели к тому, что в настоящее время мы сберегаем 80 миллионов фунтов стали в год, которые раньше шли в отбросы и подвергались новой переработке посредством добавочного труда. Это составляет около 3 миллионов долларов в год; при нашей высоте заработной платы это равняется труду более чем двух тысяч рабочих.
И все это сбережение было достигнуто такими простыми средствами, что мы только удивляемся, почему мы этого не сделали раньше.
В данном случае мы можем привести несколько примеров: раньше мы вырезали наши коробки из отделанных стальных пластин, точно по ширине и длине коробок. Эта сталь стоит 0,0335 доллара за английский фунт, так как в нее вложено много работы. Теперь мы берем неотделанную полосу стали длиною в 150 дюймов и ценою по 0,028 доллара за английский фунт, обрезаем ее до 109 дюймов — обрезок идет на изготовление другой детали — а из основной части мы делаем 5 коробок в одну операцию. Это дает экономию в 4 миллиона фунтов стали в год, что примерно составляет полмиллиона долларов.